Стивен Кинг - Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая

— Нет, — ответил он.

— Я была дурой, была неправа, а ты был прав. Я должна была тебе сказать, что босоножки натирают ноги, и я буду есть, когда ты мне это прикажешь… я… я…

— Тссс, — сказал Ларри, обнимая ее. — Все в порядке. Все хорошо. Я не оставлю тебя. Мы подождем, пока ты отдохнешь, и пойдем дальше. У нас есть время.

— Там был мужчина… мне кажется, это был мужчина… Я наступила на него, Ларри. — В горле Риты что-то булькнуло. — Я чуть не закричала от страха, но сдержалась, потому что думала, что впереди не ты, а один из этих двоих мужчин. А когда ты позвал меня… эхо… Я не была уверена, что это ты…

— Нам предстоит встретить еще немало покойников. Ты переживешь это?

— Если ты будешь рядом. Пожалуйста… будь рядом.

— Буду.

— Тогда пойдем. Я хочу поскорее выбраться отсюда, — Рита конвульсивно вздрогнула и прижалась к Ларри. — Мне еще никогда в жизни не было так плохо.

Он потерся щекой об ее щеку и поцеловал ее, сперва в нос, потом в оба глаза и, наконец, в губы.

— Спасибо тебе, — повторил он, не в состоянии сформулировать, что имеет в виду. — Спасибо тебе. Спасибо тебе.

— Спасибо тебе, — повторила Рита. — О Ларри, милый! Ты же не оставишь меня, нет?

— Нет, — сказал он. — Я не оставлю тебя. Только всегда говори мне, когда устанешь, Рита. Мы пойдем вместе.

И они тронулись с места.

Они брели, переступая через трупы, крепко держась за руки.

Спустя четверть часа Рита вдруг остановилась.

— Что случилось? — спросил Ларри. — Ты на что-то наступила?

— Нет. Я вижу, Ларри! Это выход из туннеля!

Моргнув, Ларри вдруг понял, что тоже видит его. Теперь он мог отчетливо рассмотреть и бледное лицо Риты.

— Пойдем, — нетерпеливо тронул он ее за руку.

Теперь перед ними лежало множество мертвых солдат. Ларри и Рита старательно переступали через тела.

— Почему они хотели закрыть выезд из Нью-Йорка? — спросила вдруг Рита. — Возможно… Ларри, может быть, эта эпидемия случилась только в Нью-Йорке?

— Нет, вряд ли, — ответил Ларри, хотя безумная надежда на миг овладела всем его существом.

Они пошли быстрее. Прямо перед ними теперь был выход из туннеля. Он был заблокирован двумя армейскими грузовиками. Если бы их не было, то Ларри и Рита гораздо раньше вошли бы в освещенную часть туннеля. Они проскользнули между грузовиками. Рита не стала заглядывать вовнутрь, но Ларри заглянул. В кузове одной машины обнаружил целый арсенал оружия, ящики со снаряжением и канистры с горючим. Кроме того, там находилось три трупа.

Герои вышли из туннеля. Дождь кончился, и на них пахнуло свежестью. Ларри крепче обнял Риту, и она доверчиво прильнула к его плечу.

— Я бы не вошла теперь в туннель даже за миллион долларов.

— И не нужно. Смотри!

— Но ведь это…

— Да, таким стал Нью-Йорк!

Перед ними простиралась панорама города. Он напоминал макет самого себя — безмолвный, неподвижный, пугающе пустынный.

— Боже мой! — слабым голосом прошептала Рита.

Она села на дорогу и заплакала.

— Не стоит, — Ларри опустился на колени позади нее. — Все в порядке, Рита. Главное, что мы выбрались. Это уже кое-что. И здесь свежий воздух. Мне кажется, в Нью-Джерси никогда еще так хорошо не пахло.

Ларри провел пальцем по щеке Риты, стирая слезинку.

— Ну что, ты можешь идти?

— Да. — Рита смотрела на него таким странным взглядом, что Ларри почувствовал себя неловко. — Нужно раздобыть мне новые туфли. И помни, я теперь беспрекословно буду подчиняться тебе, Ларри.

— Я был глуп, когда кричал на тебя, — смущенно сказал Ларри. Он погладил ее по волосам и поцеловал в правый висок. — Но на самом деле я совсем не так ух плох.

— Только не оставляй меня.

Ларри помог Рите встать на ноги и обнял рукой за талию. Они медленно двинулись вперед, вдоль реки, оставляя позади себя безмолвный Нью-Йорк.

33

В центре Оганквайта был небольшой парк, главной достопримечательностью которого считался мемориал героям войны, и после смерти Гаса Динсмора Франни забрела туда и долго сидела на берегу ручья, невидящими глазами глядя на прозрачную воду.

Позавчера она уговорила Гаса передохнуть в стоящем на берегу доме Хэнсона, опасаясь, что вскоре он будет просто не в состоянии передвигаться сам. Она не сомневалась, что Гас той же ночью умрет. У него поднялась температура, и он дважды терял сознание. Он бредил и звал людей, которых не было рядом, задавал им вопросы, сам отвечал на них, и Франни, в конце концов, начало казаться, что воображаемые собеседники Гаса реальны, а сама она — не более, чем фантом. Она пыталась уговорить Гаса лечь в постель, но он не видел и не слышал ее. Ей приходилось постоянно стараться не оказаться у него на пути: не замечая ее, он мог оттолкнуть Франни, переступить через нее и двинуться дальше.

И все же лихорадка свалила его на кровать, а бред сменился полной потерей сознания. Фран решила, что близится кома. Гас тяжело и неритмично дышал. Но на следующее утро ему стало лучше, и, когда Франни заглянула к нему, он сидел на постели и просматривал газету, которую нашел на полке. Он поблагодарил девушку за заботу о нем и высказал надежду, что не сказал и не совершил прошедшей ночью ничего непристойного.

Франни подтвердила, что нет, и Гас, недоверчиво глядя на нее, сказал, что она очень любезна. Франни приготовила суп, и Гас с аппетитом поел. Обессилев после еды, он тяжело откинулся на подушку, пожаловавшись, что не может читать без очков, и Франни, сев рядом с постелью, почитала ему несколько глав из обнаруженного на полке вестерна. Минут через сорок она заметила, что Гас спит, и тихо выскользнула из комнаты.

Она была настроена более оптимистично, надеясь, что Гас может поправиться. Но прошлой ночью ему стало хуже, и около восьми часов утра он умер. С этого момента прошло всего полтора часа. Перед смертью он пришел в сознание, но не осознавал, каким тяжелым является его состояние. Он рассказывал о том, как любит мороженое и что знает, как приготовить его в домашних условиях; после Гас вдруг прерывисто задышал, беспомощно всхлипнул — и все было кончено.

Франни накрыла его тело стареньким одеялом и оставила лежать на кровати старого Джека Хэнсона, у окна, из которого был виден океан. Потом она вышла из дома, и ноги привели ее сюда, в парк, где она и сидела, неспособная думать ни о чем. Где-то подсознательно она понимала, что это неплохой вариант ничего-не-думания; ее состояние не походило на апатию, овладевшую девушкой после смерти ее отца. Просто все ее мысли и чувства отдыхали от напряжения последних дней.